«Власть — зло, роскошь — преступление, я мечтаю о Беларуси коммун» — интервью с анархистом Николаем Дедком. Утопия? Дискутируйте!
Белорусский анархист и бывший политзаключенный Николай Дедок рассказал «Нашей Ниве», что такое анархическое движение, каким он видит идеальный мир и почему считает, что дорогие автомобили — настоящее преступление.
«Наша Нива»: Вы сейчас учитесь в ЕГУ? Расскажите немного подробнее.
Николай Дедок: Я живу в Каунасе. У ЕГУ совместная программа с Каунасским университетом, и нашу группу на два года направили сюда. Продолжаю обучение на политологии, как и до заключения.
«НН»: Учитесь за деньги?
НД: Я обучаюсь по стипендии чрезвычайного фонда ЕГУ, которая покрывает все расходы на учебу, и я благодарен администрации за такую возможность.
«НН»: Уже есть какие-то планы относительно будущей работы?
НД: Мне учиться еще три года, и на такое длительное время я пока не загадываю. Можно сказать, что живу одним днем или неделей, не больше. К тому же периодически пишу статьи для «Новага часу».
«НН»: Продолжается ли ваша деятельность, связанная с анархистским течением? Вы же, наверное, самый известный белорусский анархист сегодня.
НД: Конечно, я был и остаюсь частью анархистского движения.
«НН»: А что конкретно делаете?
НД: Простите, но этого я озвучить не могу.
«НН»: Что такое анархизм вообще? Кто такие анархисты?
НД: В широком смысле анархизм — это мировоззрение. Он имеет несколько «проявлений». Во-первых, это политическая идеология. Это твердые убеждения, как изменить общественный строй так, чтобы он обходился без государства на основании прямой демократии и самоуправления трудовых коллективов и территориальных коммун или советов.
Другая сторона анархизма — философская. Это философия о том, что собой представляет человек, каково его место в мире. И в этом плане анархизм довольно близок к христианству в его первоначальном виде. То есть анархизм продолжает идеи о том, что не надо делать людям того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе, что власть одного человека над другим — это зло, что люди должны быть равными и помогать друг другу… И между людьми должно быть уважение, справедливые отношения, а не конкуренция, не соревнование.
Третий момент — действие и образ жизни. Да, общественно-политический идеал анархизма труднодостижим. Некоторые даже считают, что он невозможен (но это не так), поэтому анархисты в повседневной жизни стремятся реализовать все вышеназванные принципы. В анархистских общинах нет иерархии, нет авторитарных лидеров. Если кому-то нужна помощь, участники движения всегда идут навстречу. Да и не только в рамках движения: анархисты кормят бездомных, помогают мигрантам, присоединяются к общественным протестам. Везде, где государство наступает на права граждан, анархисты включаются в борьбу.
«НН»: Весьма идеалистическое мировоззрение.
НД: Да, анархисты — известные идеалисты, но не значит, что они витают в облаках. Просто они стараются свои идеалы переносить на повседневную жизнь.
«НН»: А как вы пришли к этому мировоззрению?
НД: Некоторые черты характера, например, чувство справедливости, воспитались еще в семье. Ну и нонконформизм, который в подростковом возрасте приобрел такой максимализированный вид… А непосредственно к движению я пришел через панк-субкультуру, это вообще свойственно для моего поколения анархистов. Белорусский анархизм вырос из панка, из DIY-панк и хардкор-сцены, в отличие, например, от других европейских стран, где он шел от движения рабочих или студенческого движения. Сначала я слушал группы — Contra la Contra, Deviation, — затем все больше начинал интересоваться политикой.
А сегодня белорусский анархизм уже перерос субкультурный этап и стал почти исключительно политически-общественным движением. Но из-за жизни в авторитарной стране главная его особенность — полуподпольное существование. Белорусский анархизм очень и очень непубличный.
«НН»: Слушайте, вы много говорили об отсутствии государства, конкуренции, сплошном равенстве… Но может ли человечество существовать без государства? За несколько последних тысяч лет ни у кого же не получилось, кажется.
НД: Эти несколько тысяч лет — время цивилизации, о которой мы знаем. Но есть научные факты, что до нее много человеческих сообществ жили без иерархии и государства веками, если не тысячелетиями. Некоторые племена, например, сохранились до сих пор.
«НН»: Получается, что отсутствие государства — своеобразный регресс, нет? Цивилизованные люди живут в государствах. Без них — племена.
НД: Окей, можно сказать, что по сравнению с племенами мы более цивилизованные. Но ведь мы, а не те племена, изобрели ядерное оружие, мы проводили геноциды, придумали национал-социализм и сталинизм…
К тому же и в XIX, и в ХХ веке были примеры анархистской жизни. Во время испанской революции Арагон и Каталония существовали нормально, когда крестьяне захватили землю, рабочие — заводы. Люди прекрасно самоорганизовались под влиянием анархо-синдикалистского профсоюза, в котором было около 2 миллионов человек.
«НН»: Но подождите, вернемся к племенам. Они и не могли придумать ядерное оружие просто из-за нехватки знаний. Объем знаний среднего современного человека больше и намного разнообразнее, чем объем знаний среднего аборигена.
НД: Я тоже некоторое время так думал, но сейчас считаю, что это ошибочное мнение. Что такое знания? Мы считаем, что знания — это то, что мы прочитали что-то в книгах, выучили несколько исторических событий и научились пользоваться айфоном, условно говоря. И мы считаем, что у человека с Амазонки знаний меньше. Но это не так. Закиньте белоруса в джунгли, или хотя бы в обычный лес, посмотрите, сколько он там проживет со своими знаниями. А племена выживают.
«НН»: Но, условно говоря, если кота забросить, то и кот выживет. Мы же не об этом…
НД: Это презрительное отношение к людям, которые не близки нашей культуре, нашему образу жизни, немножко фашизмом отдает. Я и сам человек сегодняшней западной культуры, но я не буду смотреть сверху вниз на человека другой цивилизации, даже если она не технологическая и он не читал книг. Средний житель Амазонии знает столько примет природы, сведений о растениях, нюансов окружающей среды, которые городские жители не замечают. Это также огромные объемы знаний, также технологии, но другого рода. Мы же — люди атомизированные, оторванные от природы, от корней.
«НН»: Я о том, что сегодняшняя культура постоянно существовала в границах государств, тех или иных. И этой культурой было создано намного больше, чем племенами, которые жили все это время, как вы говорите, без иерархии и государства. И государство, то есть регулирование взаимоотношений между людьми на более сложном уровне, показатель все же более сложного мышления. Или нет?
НД: Но что мы создали? Технологии? Окей, то мы получили почти убитую природу. Сколько людей убили за инакомыслие, за неподчинение руководителям! И что, надо гордиться этим? Говорить, что зато мы не как дикари? Нельзя это все сравнивать, нам нечем особенно гордиться. «Дикари» не имеют домов, как у нас, не имеют лекарств, но живут в гармонии с природой. И надо более критично относиться к своей цивилизации, к ее достижениям. Или это достойный признак нашей цивилизации: мировые войны, инквизиция, газовые камеры?
«НН»: Но ведь искусство — достойный признак. И «обычный» человек сегодня знает намного больше, чем ему нужно для выживания. Он знает — в том или ином объеме — литературу, искусство, музыку, то есть вещи, для его выживания отнюдь не основные. А тот дикарь знает многое, но большинство знаний нужные ему просто чтобы не погибнуть.
НД: Мы не можем так говорить, потому что ни вы, ни я не знаем достаточно об этих людях. И мы не можем говорить, что у нас больше культуры, чем у них. Да и большинство людей нашей цивилизации ничего особо и не знает, кроме сидения «ВКонтакте» и смешных картинок. Технологическая цивилизация ответственна не только за прогресс, но и за определенную деградацию человека.
«НН»: Давайте дальше. Вы говорили про идеальное общество без конкуренции. Но как стимулировать человека на какие-то достижения?
НД: Практика показала, что человеческое общество без конкуренции существует нормально. Вернемся к той же испанской революции. Там очень сильно поднялась промышленность на территории, где не было государства. Вот вам и ответ на вопрос. У человека есть и другие стимулы к работе, чем деньги: общественное уважение, чувство долга перед коллективом, перед коммуной.
«НН»: Так это же и есть конкуренция. Когда вы наращиваете объемы, работаете быстрее, чтобы продать свое скорее другой коммуны, которая работает в той же отрасли, ведь если опоздаете, у вас уже не купят.
НД: А какой смысл?
«НН»: Например, вы хотите завести еще пару-тройку детей, но у вас не хватает денег на их воспитание.
НД: В анархистских коллективах, которые реализовались на практике, такое не могло существовать. Ведь и раньше — а сегодня точно — уровень технологий позволял удовлетворить все потребности человека в пределах коммуны, сколько бы детей у него не было. Да и это желание заработать больше есть тогда, когда человека подгоняют внешне. У нас же общество потребления, нам говорят: приобретай, покупай! Капитализм держится на маркетинге и рекламе, ведь если люди перестанут постоянно покупать новое, то его и не будет смысла производить. И капиталисты перестанут получать прибыль.
«НН»: О анархизме как политическом движении — вы сами видите себя в политике?
НД: Если политика — это сидение в кабинетах, то она мне не нужна. Я за конкретные действия и изменения социальной среды вокруг себя.
«НН»: То есть вы видите себя человеком, который что-то меняет в стране?
НД: Ну, так замахиваться я бы не стал сейчас… К тому же, анархисты борются за изменение мира, так как в отдельно взятой стране анархизм не выживет.
«НН»: Нет смысла менять одну страну?
НД: Когда мы говорим о глобальных изменениях, то да. Такая страна как Беларусь, которая находится на пересечении сильных геополитических сил… Шансов здесь очень и очень мало. Как минимум к анархизму должен прийти какой-то регион планеты, а не одна маленькая страна.
«НН»: Так это почти неразрешимая задача, нет? Вам, получается, нужно убедить не 10 миллионов человек, а сразу 100 миллионов?
НД: Мы убеждаем в первую очередь тех, кто рядом. Думаем глобально, действуем локально, вот и все.
«НН»: Так а как анархисты могут прийти к власти?
НД: Это оксюморон, так как анархисты раз за отсутствие власти. В идеале мы убеждаем народ и меняем систему через социальную революцию. Люди меняют систему сами, при нашем участии, конечно.
«НН»: И как будет выглядеть такая страна?
НД: Это федерализация, отсутствие управления из центра. Будет несколько коммун, которые на равных будут принимать решения.
«НН»: Так а Беларусь как национальная страна с определенной своей культурой вам вообще нужна?
НД: Я лично выступаю за разнообразие культур, чтобы их было как можно больше. Но если меня кто-то позовет бороться за национальное белорусское государство, то я этого делать не буду. Я думаю, что свою культуру и язык можно отстоять без всякого государства. Я стараюсь поддерживать белорусский язык и культуру, но это не должно насаживаться насильно.
«НН»: А границы страны?
НД: Они очерчены государством и нередко не совпадают с этническими или историческими границами.
«НН»: Условный пример: анархическая Беларусь. Разделена на коммуны. И тут Витебская коммуна решает: знаете, чуваки, мы, наверное, присоединимся к России, нам там больше нравится. И что делать в таком случае? Отпустить?
НД: Я лично никогда не пойду с оружием в руках, чтобы заставлять таких людей оставаться в составе страны. Хотят — пусть идут, если это решение большинства.
«НН»: Так что тогда, Украине следует отдать России Донбасс по вашей логике?
НД: Нет, здесь типичный пример влияния более сильного соседа и империалистической агрессии. Это разные вещи и их нельзя сравнивать: равноправные отношения между двумя анархическими коммунми и между двумя государствами, одно из которых, к тому же, больше и агрессивнее.
«НН»: Хорошо, спасибо. Но, по моему мнению, у вас очень утопическое и идеалистическое мировоззрение.
НД: А по-моему, утопично написать Конституцию, объявить, что высшая цель государства — это обеспечение прав и свобод человека, и верит, что это будет работать в стране, где царит капитализм.
«НН»: О так называемом капитализме еще немного. Вы высказывались, что иметь дорогой автомобиль в сегодняшней Беларуси — это преступление. Вы действительно так считаете?
НД: Да, с моральной точки зрения роскошь сегодня — преступление. Есть люди, которым нечего есть, нечем платить за жилье. И необязательно это пьяницы, часто это те, кто честно работал всю жизнь. И мне было бы стыдно ездить на элитном авто, когда есть пенсионеры, которые собирают бутылки.
«НН»: Но что если в свое время те пенсионеры сами выбрали свой путь? Кто сам выбрал работать три часа в день уборщицей. А кто-то другой в то время днями и ночами учился программировать, например.
НД: А что, работа уборщика менее полезна для общества? Она хуже оплачивается, чем работа условного программиста. Это известно. И это реальность, в которой мы все живем. Говорить, что каждый получил по заслугам в такой ситуации — аморально. Я считаю так.
* * *
Николай Дедок родился 23 августа 1988 года в Брагине. Окончил юридический колледж БГУ. Поступил в Европейский гуманитарный университет на отделение политологии, учился заочно. Дедок был задержан 3 сентября 2010 года в качестве подозреваемого по делу о нападении на посольство России в Минске.
Правоохранительные органы его на трое суток и поместили в изолятор временного содержания. Доказательств об участии Дедка в нападении не хватило, но его продолжали держать за решеткой, «проверяя» на участие в других делах.
24 сентября 2010 года Дедок был обвинен в участии в несанкционированной акции возле Генштаба Беларуси.
27 мая 2011 года Николай был осужден на 4,5 года лишения свободы (так называемое «дело анархистов»). В ноябре 2014 года, за 3 месяца до истечения срока, на Дедка возбудили новое уголовное дело за «нарушение режима отбывания наказания», суд продолжил его заключение на 1 год.
Во время заключения Николай женился на своей подруге Валерии Хотиной.
22 августа 2015 года в числе шести политзаключенных Николай Дедок был освобожден по решению главы государства.
Отец Николая, Александр Дедок возглавляет отдел по юридической и кадровой работе одного из управлений «Белтрансгаза». Работал следователем, прокурором Брагинского района, юрисконсультом, председателем районного суда Гомеля, судьей уголовного коллегии Минского областного суда.
Сейчас читают
Белоруска рассказала, как ехала на поезде из Адлера в Минск, который был вынужден остановиться из-за атаки дронов6
Комментарии