Бедный, разочарованный — особенно в родных — и никому не нужный. Злой дневник Бородулина позволяет заглянуть внутрь гения
«Cтома, роспач, цямночча», — так народный поэт подвел итог конца своей жизни. В «Дневниках и записях» Рыгор Бородулин пишет много язвительного о белорусской элите, свою семью называет сумасшедшим домом, принимает антидепрессанты, а единственным родственником, который его понимает, считает кота Мирона, пишет Никита Довнар.
10-й и 11-й выпуски «Дзённікаў і запісаў», охватывающие период с 2003 по 2014 годы, вышли в непростое время — в 2022 году (прочитать их можно онлайн на «Камунікаце» здесь и здесь). Мало кому тогда было до литературы, и бородулинский дневник практически не заметили. Между тем в нем автор лирической и духовной поэзии не стесняется показать себя таким, каким большинство из нас вряд ли могло себе его представить. Он не вписывается в образ морального авторитета, каким Бородулин для многих был. Но писатель говорил в дневнике с самим собой именно так — без прикрас, искренне, порой до боли.
«Все, что сделал, никому не нужно. Безысходность и отчаяние», — писал Бородулин.
Найти в книге радости жизни тоже можно. После унылых записей поэт благодарит Бога за очередной день жизни, щемяще вспоминает маму и с любовью пишет о Василе Быкове, которого считал самой родной душой на земле. Силу, как писал Бородулин, ему давало «кривицкое слово». Но с каждой следующей страницей читатель осознает, что оптимизм у Бородулина присутствует в гомеопатических дозах.
Рыгор и Валентина Бородулины с дочерью Илоной и внучкой Доминикой. Фото Сергея Шапрана
«Илона — российский бомж»
Этим выражением Рыгор Бородулин несколько раз описывал свою единственную дочь Илону. Отношения с ней — пожалуй, самая драматическая линия дневника. Каждый раз, когда отец упоминает о дочери, он пишет в отчаянии:
«Еще вчера Илона закатилась, нахамила, обругала. Все ей мало, сколько ни вложил. И в итоге — российский бомж».
Дочь Бородулина была художницей. Отца она пережила всего на 5 лет и умерла в 2019 году в Израиле. Их отношения были сложными. Поэт и его жена Валентина сами воспитывали внучку Доминику. Илона жила то на их даче, то в Петербурге, то под конец жизни в Израиле. На похоронах отца в 2014 году ее не было. В 2003 году Бородулин писал, что дома Илона появлялась только за деньгами.
«Плохой отец, все у нас плохо. А чего ж тогда жмешься? Сколько можно держать на шее эту семейку? Еще Бог жалеет. А так хоть волком вой. Нигде ниоткуда. А цены с ума сходят. Не думал, что так доживать буду. Только слово спасает. Не знаю, как держаться, чтобы не сойти с ума».
В другой записи отец жалеет дочь, называет «раздерганной, загнанной, с сорванными нервами». Жалеет, что не сумел воспитать ее белоруской, и разочарован, что в ее искусстве нет ничего национального. И в очередной раз пишет о ней — «российский бомж». Таких записей о дочери — десятки.
После смерти Илоны Владимир Некляев вспоминал, что Бородулин старался быть для дочери хорошим отцом. «Она тоже старалась, но, к сожалению, не все в ее жизни получалось». Но иначе об отношениях дочери и отца вспоминала жена поэта Валентина Бородулина. Она умерла в 2024 году, а в 2015 вышли ее «Непрыхарошаныя ўспаміны», где женщина очень откровенно рассказала о своих отношениях с мужем.
«В воспитании дочери, а потом и внучки Доминики, Гриша никакого участия не принимал. Запомнилось только, что был на Комаровке вместе с Илоной, когда ей было года два-три, да и только потому, что я в это время лежала в больнице. А на Комаровке тогда продавали молдавское вино в бочках, поэтому Гриша и ходил». — писала Валентина Бородулина.
Детство Илоны пришлось на то время, когда поэт сильно пил. Как писала жена, это началось еще в студенческие годы, а потом продолжилось во время работы в разных редакциях, где алкоголь был нормой. Бросил пить Бородулин в середине 1970-х, когда врачи напугали его угрозой смерти. Но к тому времени Илона уже была подростком. Бородулин нигде не пишет о причинах плохих отношений с дочерью.
Некляев, например, вспоминал, что поэт посвятил дочери очень много стихотворений. Но, как следует из воспоминаний жены — он не посвятил Илоне другой, более важной вещи — своего времени. Пить Бородулин перестал в 40, когда характер дочери уже сформировался. Но отца в этом не было.
«Добьет меня хозяйка»
Воспоминания жены Бородулина занимают 17 страниц. И на каждой из них она пишет о муже. В дневнике Бородулина — более 300 страниц. О жене он упоминает мимолетно, пару раз, когда пишет о бытовых делах. Ее как будто вообще нет в его жизни. А если и есть, то лишь для ворчания.
«Головная боль и отчаяние — неразлучная пара. Этот брак меня доконает. Боже! Помоги не сойти с ума! Ради Мирона и Доминики стоит жить».
Мирон — это уже упомянутый кот поэта, о нем он пишет чаще и теплее, чем о жене.
«Так и не пожил в доме, где разлиты ласка, покой, внимание. И сам виноват, и судьба моя такая. Ничего не поделаешь. Понимаю, что Вале тяжело. Нельзя в ней одной искать причину бед. И в себе самом стоит».
Искать в книге размышлений о собственных ошибках, вине или ответственности за все это — дело напрасное. Бородулин, когда пишет о «семейном аду», упрекает жену — «Добьет меня хозяйка». В другой записи он считает, что беспорядок в доме — это кара за то, что когда-то пил и редко навещал мать.
Если судить только по воспоминаниям, то близких отношений с женой у Бородулина не было. Скорее речь идет с его стороны о привязанности к жене, а с ее — о сожалении и жертвенности ради мужа. Даже когда позже Валентина вспоминала об алкоголизме Бородулина в молодости, то винила в этом и саму себя:
«А может, пил еще и потому, что я такая покладистая жена была. Но ведь я выросла в доме, где были либо вдовы, либо старые девы, и думала, что так и должно быть, что во всех семьях мужчины пьют».
Бородулины прожили вместе 50 лет, но, по крайней мере, если судить по дневнику, это была скорее жизнь рядом, но никак не вместе. В 2015 году Валентина призналась в дневнике, что поняла, каким глубоким человеком был ее муж, только после книги духовных стихов «Ксты». Но ведь эта книга вышла лишь в 2005 году, когда поэту было 70 лет.
«Я должна признаться, что не думала, что Рыгор — такой глубокий человек и поэт. Мне казалось, что он прежде всего лирик и только, а когда прочитала его «Ксты», поняла, что ошибалась. Это было для меня тем более удивительно, что Рыгор в последние годы не читал философских книг. Значит, я просто недооценивала его…»
Жена винила в этом себя, называла себя слишком сдержанной, сожалела, что не хвалила мужа.
«Такой у меня, видимо, характер — от мамы, наверное, потому что и она тоже не была особенно ласковой. Хотя я, конечно, сожалею, очень сожалею теперь… Видя мою сдержанность и неласковость, мне еще Акулина Андреевна говорила: «Ласковый теленок двух маток сосет». Но Рыгора это, видимо, устраивало — он был ласков за нас обоих…»
Но поэт, как мы видим из записей в дневнике, все видел совсем иначе. Его угнетало, что для жены, как и для дочери, белорусчина не была смыслом существования.
«А в доме нет покоя. Суета. Метание. Пустота. Все как в жизни».
Уже после выхода дневника Бородулина, который жена не могла не прочесть, Валентина писала, что пережила с Бородулиным вещи, которые другую женщину обязательно бы напугали.
«К тому же у меня еще такой характер, что я, наверное, с любым человеком ужилась бы».
Бороться с этим и что-то менять она не видела смысла, называла это напрасным. Но о замужестве с Бородулиным она все равно не жалела. Жалела только о том, что не родила второго ребенка, когда это было возможно. Она отказалась от такого намерения, потому что в то время Бородулин пил.
«Доминика как на пенсии»
Внучку Доминику Бородулин упоминает несколько десятков раз. Пишет о ней тепло, с заботой и с сожалением, что не может обеспечить ей будущее, потому что сам живет в нищете. Просит Бога помочь ей. Переживает, что она плохо одета, что растет без родителей.
«Болит за Доминику и Илону».
Но эти упоминания производят впечатление механических — пришла, уехала, сказала. Дедушка просто наблюдатель за внучкой, похоже, что у них не было общего времени, совместных развлечений, интересов. Доминикой занималась бабушка. Среди последних записей дед лишь констатирует:
«Доминика растет хамкой, которая считает, что ей все должны. Учиться не хочет. У меня больше нет сил. Нищета».
Через два года поэт записывает:
«Выросло какое-то создание, как все современные дети улицы. А столько лелеяли. … Доминика никуда не пошла учиться. Ощущение, что голова лопнет. Безвыходность».
Когда Доминике исполнилось 17 лет, Бородулин упрекает внучку в том, что её интересует только музыка и тусовки. Его раздражает, что она много «болтает по телефону». Он признаётся, что живёт на валерьянке, валидоле и снотворных. Мечтает сбежать из дома, хоть бы просто на улицу.
«Доминика не ночует дома. Не работает и не учится. […] У людей семьи. У людей дети как дети, внуки как внуки. А тут что-то непонятное».
Семья не приносила Бородулину радости, одни разочарования. Последнее упоминание о внучке в 10-й части дневника — за сентябрь 2006 года:
«Приехал домой, мои у телевизора. Хоть бы что убрали, хоть бы что. Доминика как на пенсии».
При этом, по воспоминаниям жены Валентины, сам Бородулин дома делал немного. Он писал, а она заботилась обо всем остальном. Максимум, на что могла рассчитывать дома жена — «мог даже посуду помыть».
«По дому Гриша ничего не делал. Пылесос брал в руки дважды за жизнь: когда мы первый пылесос купили и когда второй — он их проверял и только…»
Бородулина раздражало многое после семидесяти, но семья — пожалуй, больше всего. И жена это тоже видела и понимала:
«В молодости он был шустрый и веселый, а в старости стал полной противоположностью себе молодому».
«Самому себе чужим сделался»
Бородулин нигде не скрывает своего разочарования жизнью, людьми, временем, в котором живет. Это одинокий до мозга костей человек.
«Ни я, ни то, что я делаю, никому не нужно. Василь (Быков) ушел, и остался я совсем один».
Но в этом одиночестве он одновременно находит и убежище для себя, пишет, что оно имеет некую особую силу притяжения, что только одиночеству и верит душа. Поэт был одиноким, несмотря на то, что каждый день он был в окружении людей. Помогали бороться с одиночеством поэт Глеб Лободенко, журналист Сергей Шапран, Геннадь Буравкин, мастерская художников «Коўня», куда он часто наведывался. Спастись от своих страхов он пытался поездками на родную Ушаччину, выступлениями в школах. Но это давало всего лишь временную отдушину. Гораздо больше в дневниках — отчаяния и обиды. Горечи от того, что никто не читает.
«Весь день, как последний день, прожил. Отчаяние. Порой кажется, что самому себе чужим сделался. Вокруг чужие. Видно, когда охотились на мамонтов, перволюди были роднее друг другу. Спасает только Петр».
«Только Бог и Петр спасают»
Петр Кухарский — это отставной военный и фитотерапевт-самоучка, который помогал поэту. Бородулин пишет о нем как о спасителе, избавителе, и, кажется, кроме матери и Быкова, это самая важная фигура в его тогдашней жизни. В дневнике Бородулин упоминает его более 200 раз.
Кухарский лечил народного поэта травами и массажами. Чаще всего — от головной боли, которой поэт сильно страдал. Позже у Бородулина диагностируют болезнь Паркинсона, но нигде в дневнике эта болезнь не упоминается, а фитотерапевт искал причину в другом.
Сам 55-летний Кухарский умрет за год до Бородулина.
Этот лекарь практически управлял жизнью поэта: говорил, куда ходить, а куда не стоит — «чтобы не уставать». Именно в усталости и нервах он видел причину состояния Бородулина. Он советовал, когда писать, а когда нет, какие решения принимать в разных делах. А Бородулин, как видно из записей, воспринимал Кухарского как человека неземной силы, часто называл его Графом.
«Только Бог и Петр спасают» — писал он о Кухарском.
Насколько профессионален был Кухарский в своей деятельности, сказать сложно. Сам Бородулин писал, что тот ставил его «на ноги». Значит, поэт считал его эффективным. Но в дневнике встречаются и странные эпизоды, когда Кухарский на полном серьезе ставит диагноз диагноз Быкову по телефону. Писатель тогда жил в Праге и начал жаловаться на боли в животе. Кухарский объясняет, что это из-за нервов, переезда из Германии, неустроенности. Он надеется, что удастся вылечить Быкова заговорами и травами — настоем из васильков. Эти травы ему всерьез пытались найти в Праге, но безуспешно.
«Петр вторые сутки сидит дома — колдует, чтобы Василь обошелся без операции».
Через несколько месяцев у писателя диагностируют рак.
«Логоец начал крутить яйцами»
Много места в книге занимают оценки других: политиков, писателей, художников. Часто это очень жесткие и субъективные обвинения в нечестности, аморальности. В одной записи он пишет, что ему «кто-то предложил посмотреть особняк Середича, который стоит полмиллиона долларов». Затем он отмечает, что отца Александра Надсона, «наивного и искреннего, пристально пасут и трясут рьяные профессиональные возрожденцы и разрешенные оппозиционеры».
Выпускников «иняза» он считает агентурой — просто потому, что они окончили Институт иностранных языков. Пишет, что переводчик Карлос Шерман «на крючке». Досталось даже лингвисту Алле Соколовской, которая была движущей силой выдвижения Бородулина на Нобелевскую премию.
«Алла превратила дело с премией в хуторскую комедию. Клиника. 20 сентября, вторник. В ПЕН к Лявону Барщевскому. Крывич, ариец, личность. Даже на душе посветлело. Не слышу Аллиной дурости».
Но когда премию получил Орхан Памук, а не Бородулин, поэт стал искать виновных среди белорусов.
«Белорусы показали свое единство — есть друг друга. В который раз. С самого начала знал, что ничего не будет. Но хотел убедиться в том, что знал».
Особенно пренебрежительно Бородулин пишет о руководстве и сотрудниках Радыё Свабода. Он обвиняет их в том, что ради пиара пригласили Василя Быкова из Германии в Прагу, не обеспечив ему надлежащих комфортных условий. По мнению Бородулина, это было сделано намеренно — накануне ухода Гавела с поста президента, чтобы тот не смог помочь Быкову и чтобы чешские бюрократы в итоге «съели» писателя. И на этом фоне, якобы, Быков начал слабеть. Бородулин с полной уверенностью пишет, что за этим стоит КГБ.
«Гэбисты меня на дух не переносят. Лукашуку в подмогу еще […] Сергей Шупа. Хотя организует митинги с лозунгом: «Свободу «Свабодзе»!» Свободу от гэбистов. Пусть они сдохнут. Пускай по ним вши пешком ходят!»
Правда, когда тот же Лукашук или другие сотрудники «Свабоды» предложили Рыгору Бородулину заработать передачами для эфира РС и издать книгу, он охотно согласился — «гэбисты» уже не мешали.
Бородулин не щадит и коллег по цеху. Нила Гилевича он называет то «Логойским», то Гнилом, то сумасшедшим Нилом. К нему у Бородулина было особое презрение. Однажды он упомянул, как Гилевич «завалил» в комиссии по гимну Беларуси варианты «Магутны Божа» и «Мы выйдзем шчыльнымі радамі», потому что пытался протолкнуть свой собственный вариант
«Мы с Василем сразу вышли из комиссии по гимну, как логоец начал крутить яйцами», — пишет Бородулин.
Тогдашнего председателя ТБМ Олега Трусова и издателя Павла Жука он называет профессиональными белорусами. Поэта Эдуарда Акулина — «глухим на слово»: «Хороший малец, но ссытся». Неизвестно за что досталось даже Владимиру Орлову:
«Вчера позвонил Володя Орлов. Ему понравилась публикация в «Нашай Ніве». За столько лет кто-то позвонил, что читал. Ну и время! Спасибо цыгану!»
Стихотворения Бровки Бородулин называет инфантильными, о режиссере Андрее Курейчике пишет: «Перегонит, может, дударевчика (драматурга Алеся Дударева) по деньгам».Художника Миколу Купаву называет «комсомольно-фольклорным демократом», а фамилию поэта Дранько-Майсюка переиначивает на свой манер — Дранько-Парсюк.
«Потерял я самого себя»
Поэт, безусловно, осознавал свои слабости и грехи. В своих записях он молится Богу о прощении и благодарит за каждое мгновение жизни. Но в то же время он не находит сил бороться с овладевшим им отчаянием.
«Мне все тяжелее быть Бородулиным»
Откуда взялось это отчаяние и почему оно так сильно накрыло поэта? Несчастливая жизнь с женой? Провал в воспитании дочери? Государство, которому живой классик оказался не нужен? Самовлюбленность? Или окружение, в котором он многих считал фальшивыми и плохими людьми? Озлобленность на мир? Безденежье в старости? А может быть, все вместе? Неизвестно. Но во всем этом народный поэт искренне признается читателю, не боясь жесткой оценки.
«Потерял я самого себя. И, видно, уже не найду. Отчаяние».
Дзённікі і запісы. Выпуск 9. 1998—2002 / Рыгор Барадулін; укладанне, прадмова Наталля Давыдзенка. — Смаленск: Інбелкульт, 2020. — 332 с.
Дзённікі і запісы. Выпуск 10. 2003—2006 / Рыгор Барадулін ; укладанне, прадмова Наталлі Давыдзенка. — Смаленск: Інбелкульт, 2020. — 312 с.
Дзённікі і запісы. Выпуск 11. 2007—2014 / Рыгор Барадулін ; укладанне, прадмова Наталлі Давыдзенка. — Смаленск: Інбелкульт, 2020. — 328 с.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬВалентина Бородулина: 53 года рядом с гением — неприукрашенные воспоминания
10 правил жизни Рыгора Бородулина
Как Быков стал Быковым: что сделало его таким, каким он был — биография
Владимир Короткевич. Как ему удалось остаться несоветским и не скурвиться? Он дорого заплатил
Иван Шамякин: правоверный коммунист и белорусский патриот до мозга костей. Алкоголь, идейность, посылки из Москвы: как это могло сочетаться?
Рыгор Барадулін. Бацьку
Топ-10 вершаў #цытуем_барадуліна
Сейчас читают
Помните пару студентки и преподавателя, где он старше на 31 год? Оказывается, он был священником, а она училась на регента3
Комментарии
Великий художник и дворник могут страдать от депрессии одинаково, и может быть ему просто нужна была терапия, как-то бы вытащила из этого кокона душевных мук и помогла найти зацепки за светлое и важное. Что тут сказать, каждый из нас токсик в той или иной форме, а особенно если дожить до такого возраста. Жаль, что не на мове это пишу, но спасибо за все, дзядька Рыгор.
пс: с женой не фартануло, это факт.
Нярэдка творчыя людзі нешчаслівыя ў сям'і. Яны аддаюць сябе творчасці цалкам. Іх не хапае яшчэ і на сям'ю. Але не ўсе так. Ведаю выдатных творцаў, шчаслівых і ў сям'і.