«Когда уже сюда прилетит украинская ракета!» Освобожденный журналист Евгений Меркис рассказал о шкловской колонии
Бывший политзаключенный Евгений Меркис, освобожденный 11 сентября, рассказал о гиммлеровском мире одной из самых сложных для заключенных колоний — ИК-17 в Шклове.
Евгения Меркиса задержали 13 сентября 2022 года. Ему присудили четыре года заключения по ст. 361‑1 (создание экстремистского формирования) и ст. 361‑4 (содействие экстремистской деятельности). Меркис отбывал срок в шкловской колонии №17.
«Когда мы сидели в гомельском СИЗО, нам по старой памяти говорили — мол, ребята, бойтесь попадания в бобруйскую колонию, там самый жесткий режим. Но оказалось, что сейчас самые тяжелые условия для заключенных именно в Шклове.
Получается странная ситуация. С одной стороны, это колония, где тебя могут бросать в ШИЗО и вообще создать фактически бесчеловечные условия жизни. А с другой, например, у тебя в отряде стоит гигантская плазма, хоть и купленная за деньги самих сидельцев. Вы можете пользоваться сервисом Voka и смотреть кучу каналов, кино и сериалы.
Колонию все время ремонтируют, опять же за деньги сидельцев. На ремонт собирают деньги с неполитических, с нас собирали средства только на газету «Працоўны шлях». Бытовые условия очень хорошие, и в плане питания нам говорили, что шкловская колония считается одной из лучших.
Но это не тот базовый уровень, который в XXI веке должен иметь человек, особенно если он живет в таких условиях месяцы и годы, а некоторые — даже десятилетия.
«Не знаешь, к чему готовиться, сейчас тебя поведут в ШИЗО или потом»
Я заехал в колонию осенью 2023-го. Попал на постепенное ослабление, откручивание гаек.
Те, кто сел в 2020-2021-м, говорили, что в первое время для политических все по большей части было окей: да, были желтые бирки и прессинг, но ничего более жесткого. «Экстремисты» ходили на стадион и в церковь, пользовались библиотекой.
А потом — некоторые говорят, что это совпало со смертью Витольда Ашурка — сильно закрутили гайки и начали активно воздействовать на политических. Каждый день могли до тебя докопаться за любую мелочь и устраивали целые спектакли, даже если ты ничего не нарушал. Люди регулярно ездили в ШИЗО, их лишали передач, свиданий для нас никаких не было.
Я попал на тот момент, когда этот террор еще продолжался, и это было очень жестко. Постоянно живешь в напряжении, каждую секунду к тебе могут прицепиться, ты не знаешь, к чему готовиться, сейчас тебя поведут в ШИЗО или потом. Разыгрывают целые спектакли, издеваются и глумятся как могут. Ты пытаешься скорректировать свое поведение, чтобы не иметь проблем, но никакой гарантии нет.
Это очень сильно добивало, ты чувствовал себя отдельной кастой. Есть обычные сидельцы, а есть политические — отдельная категория, которую все время донимают. Потом отношение стало мягче, но все равно тот страх и беспокойство остались до дня освобождения.
Первый раз я попал в ШИЗО просто ни за что, не знаю, в чем была причина. Я не нарушал никаких правил, просто мне выписали нарушение, якобы я не поздоровался в столовой с офицером, и я на три дня оказался в ШИЗО. Слава Богу, это было летом, но и за эти три дня летом я на той доске с металлической окантовкой обморозил себе бок, и мне защемило нерв в ноге. Второй раз вообще получил 13 суток зимой.
О ШИЗО можно отдельно рассказывать. Помещение, где повсюду кафель, там холодно. У тебя нет своей одежды, у тебя только тоненькая роба с вырезом на груди, голая шея, тоненькие стоптанные тапочки, носки. И ты в этом помещении находишься 24 на 7, никаких прогулок нет. Как и во всей колонии, тебе нельзя днем спать, но ты не можешь даже сидя закрыть глаза на минуту.
На ночь тебе просто откидывают от стены гигантскую деревянную нару, холодную, с металлической окантовкой, у тебя нет ни подушки, ни матраса. Летом форточка всегда открыта, а зимой ее открывают днем, когда температура на дворе не выше -5 градусов.
«Зэк должен страдать»
В колонии постоянно были шутки о том, когда уже сюда прилетит хоть одна украинская или российская ракета и все это разрушит.
Там одна из главных проблем — вечный недосып. Днем нельзя глаза закрыть, а ночью там не лучшие условия для крепкого сна, ночью в барак заходят офицеры и проверяют заключенных, да много всего происходит.
Есть еще постоянная усталость — потому что все время находишься под давлением и постоянно чем-то занят. Администрация колонии делает все, чтобы, помимо обязательных мероприятий, еще больше нагрузить заключенных. Это негласный закон, унаследованный из армии, как и вся организация системы. Главное административное здание называется штабом, мы ходим строем, проходят все те же построения и проверки.
И вот из армии взяли принцип, что солдат — или заключенный — должен все время быть чем-то занят. Поэтому даже если у тебя свободное время, тебе обязательно что-нибудь придумают, обязательно вылезет какая-нибудь дополнительная фигня. Твое свободное время, твое состояние и благополучие никого здесь не волнуют, потому что есть же еще самый главный принцип колонии — зэк должен страдать. В этот принцип упираются все наши попытки сделать лучше, потому что в их головах если есть зэки, то они должны страдать и зачем им улучшать условия?
Например, у нас было 6‑7 обязательных лекций в месяц, и нужно было на них идти в клуб всем отрядом. О чем лекции? Все что угодно, там очень красивые темы.
Нужно выходить за 20 минут до лекции, ты уже теряешь много времени. Заходишь в клуб — там большой зал, сидит несколько отрядов. Сначала тебе наспех зачитывают реферат — спортивный образ жизни, выстраивание хороших отношений в семье, административное и уголовное право Беларуси.
Фактически это школьный доклад: «Здоровый образ жизни очень важен в жизни каждого из нас. Только здоровый человек может по-настоящему быть счастливым. Упражнения помогут вам этого добиться». Потом ставят какой-нибудь ролик, который они случайно нашли на ютубе.
Когда смотришь список тех тем, такое ощущение, что мы должны выйти оттуда идеальными гражданами.
В итоге ты на одну только лекцию теряешь часа полтора. Из таких мелочей и состоит твой день. Все это — отнятое время, когда можно было отдохнуть, привести себя в порядок, почитать, написать письма домой, что-нибудь съесть или попить чаю.
«Если хочешь расписаться, то вместе с росписью тебе давали 10 суток ШИЗО»
В колонии вечные режимные мероприятия — ходить на звонки, на отоварку, это отнимает много времени. А еще есть регулярные проверки и визиты разных делегаций, когда тебя без предупреждения ограничивают в возможности передвигаться и делать то, что ты хотел.
Плюс на это накладываются общественные работы, когда говорят копать землю, носить песок в мешках или разбивать камни, что было там самым глупым занятием. Мол, нужно 10 человек от отряда на час-полтора. В первую очередь на такие работы, конечно, забирали политических.
Подходишь к той каменоломне и пытаешься огромными и тяжелыми молотами, сваренными из кусков железных труб, разбивать камни. Никакого практического смысла в этом нет, тот щебень в итоге никому не нужен. Это нужно, просто чтобы вымотать зэка.
Там каждый день что-нибудь придумывается, потому что администрация пытается себя проявить, показать руководству, что она что-то делает. Общее направление у них такое — зэк должен страдать, зэк должен быть все время чем-то занят, иначе он, конечно, начнет заниматься какой-то фигней.
Поэтому ты просто нон-стоп ужасно измотан, со стрессом и недосыпом, с некачественным питанием, которое тебе самому приходится компенсировать, потому что в рационе нет ничего молочного, нет никаких свежих фруктов и овощей.
Наверное, за мои два года в шкловской колонии нам один раз дали в столовой свежий огурец.
На отоварке у политических было ограничение — тратить не больше двух базовых, 84 рубля. И мы, взрослые измотанные мужики, должны были на те 84 рубля что-то придумывать.
Еще были передачи от наших родственников — мне можно было получать передачу каждые четыре месяца.
Это всегда был квест по выживанию. Может быть, лучше купить творог, чтобы получить немного кальция? Или что-то витаминами компенсировать, если на отоварке вообще будут фрукты? Как растянуть полученное из передачи на пару месяцев?
На нас воздействовало то, что ты не знаешь, чего тебе ждать, не докинут ли тебе новый срок. Живешь все время в этом стрессе: когда ты выйдешь, как ты выйдешь? Все политические понимали, что нормально жить нам не дадут.
Мне иногда стыдно говорить о том, через что я прошел, потому что — ну как это выглядит по сравнению с другими историями ребят? Но этот комплекс есть у многих из политических: всегда найдется тот, кто страдал больше тебя. У людей распадались семьи, родственники умирали на свободе, а их не пускали с ними попрощаться. Но каждый пережил свой ад — просто формы были разные.
Были ограничения, когда с тобой могут переписываться только официальные родственники: если у тебя гражданская жена, или ты с ней расписываешься, или никак. А если хочешь расписаться, то вместе с росписью тебе давали 10 суток ШИЗО, то есть это такая цена, которую ты должен заплатить.
Сейчас, через месяц на свободе, есть страх, что ты сейчас проснешься и окажешься там, в колонии. Когда я был в колонии первый месяц, был такой момент, что мне показалось утром — мол, все окей, сейчас проснусь и буду дома, в своей постели. А потом звучит звук подъема и у меня все внутри обрывается.
Эти дни на свободе были очень насыщенными, и у меня не было даже достаточно времени, чтобы побыть наедине и получить удовольствие от этой свободы. Хотя никто не отменял свободу передвижения, возможность поспать на кровати и немного поесть нормальной еды — супер. Впечатлений много, и поэтому у меня пока плохой сон, будто внутри включен маленький атомный реактор. Я включен во многие процессы: пытаюсь решить разные вопросы, понять свое место, прикинуть будущее, а еще справиться с внутренним апокалипсисом.
Но это все равно намного лучше, чем колония.
Наверное, главное, что я для себя понял за это время — я намного сильнее, чем даже мог себе представить. Поэтому теперь все будет хорошо.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬАфнагель рассказал про большое достижение 2020 года, заметное по сотрудникам Внутренних войск, охранявших колонии
Дмитрий «Серый кот» Козлов — о том, как стал политическим блогером и за это оказался за решеткой. А теперь строит новую жизнь в изгнании
Политзаключенный рассказал, что теперь с Федутой и Поротниковым в колонии
Комментарии