Пишет Кастусь Шиталь
Я живу на Виленщине, и то, о чем писали в довоенных белорусских газетах, которые выходили в Вильне, мне очень близко. Я знаю деревни и местечки, о которых писали в тех газетах; знаю могилы, знаю потомков и родственников тех людей, о ком писали те газеты.
История близкая.
В Сельце и Шерешеве под Пружанами (Брестская обл.), в Задорожье под Глубоким (Витебская обл.) служил ксендзом белорус Франтишек Рамейко. О нем белорусские газеты писали хорошо, польские — плохо. Он был двоюродным братом моей прабабушки Теофилии Кисель, урожденной Рамейко. Когда я был маленьким и в костеле молились по-польски, я искренне не понимал, почему так. И молился по белорусскому молитвеннику. А одна наша родственница, тетя Меля, вечная ей память, говорила моей матери: «А был же среди нашей родни ксёндз Рамейко. Все молились по-польски, а он по-белорусски, как твой Костик».
В деревне Шанторовщина под Глубоким жил белорус Альбин Синкевич, член БХД. Газета «Biełaruskaja Krynica» несколько раз цитировала его доклады на съездах БХД в Вильне. В 1942 году односельчане, которые считали себя поляками, написали на него донос немцам. «За то, что он Беларусь строил», — рассказывают родственники. Написали, что коммунист. Немцы расстреляли Синкевича. Внучка его брата, Галина Синкевич, преподавала у меня математику в Заборцевской школе. Очень добрая, религиозная женщина. Она рассказала мне некоторые детали биографии Альбина, передала мне две книги на белорусской латинице, оставшихся от некогда большой его библиотеки, — «Žyćcio śviatoha Vacłava» i «Hołas Dušy».
На нашей улице в Крулевщине, где прошло мое детство, жил Павел Францевич Гапонёнок, в свое время возглавлявший организацию, которая занималась лесополосами вдоль железных дорог и озеленением станций. Когда ему было 90 лет, а мне — 10, он рассказывал о знаменитой встрече Алехновича и Тарашкевича, во время обмена политзаключенными под Столбцами: «Бронюсь, куда ты идешь?»
Наверное, это ему ответ напечатала редакция «Шляха Моладзі» в 1934 и 1935 году: «Паўлюку Гап-ку». Писатель Кастусь Акула воспоминал, как в 1939 году Павел Гапонёнок сделал замечание им, учащимся Крулевщинской, уже советской, школы, когда те сказали, что им не нравится, что учебники на белорусском языке.
Гапонёнок был грамотным садоводам. Он учился у прославленного белорусского садовода и селекционера Ивана Сикоры. Я помню, как он мне, мальчишке, рассказывал, как в 1935 году ушел пешком в Воропаево к Сикоре (это в 45 км), чтобы учиться у него садоводству. Теперь я думаю, что это сотрудники «Шляха Моладзі» могли подсказать Гапонёнку обратиться к Сикоре. Молодежь из провинции часто обращалась в редакцию за советами и подсказками. Гапонёнок привил в саду моего деда несколько яблонь, среди них — знаменитый сорт «Память Сикоры».
История — это не что-то далекое. Это о наших людях, о наших деревнях и местечках, о наших храмах, крестах, камнях и могилах наука.
Комментарии