Евгений Афнагель: Пять лет тюрьмы того стоили, потому что я видел Беларусь свободной
Евгений Афнагель — координатор движения «Европейская Беларусь», один из создателей молодежного движения «Зубр». После событий 2010 года он жил в эмиграции, но в 2016 году вернулся в Беларусь. В сентябре 2020 года его задержали, в мае 2021‑го осудили на 7 лет по обвинению в «подготовке массовых беспорядков». Почти пять лет он провел в колонии и в могилевской тюрьме № 4, пройдя через ШИЗО и ПКТ. 11 сентября 2025 года его вместе с другими политзаключенными насильственно вывезли к литовской границе. Сегодня он в Вильнюсе, но считает себя по-прежнему осужденным, пишет «Белсат».
«Даже пройдя через годы заключения, я не жалею об этом шаге»
— Евгений, у вас была возможность остаться в эмиграции. Почему вы все же вернулись в Беларусь?
— В 2016 году я вернулся по многим причинам. Беларусь — это моя родина: здесь тогда были родители, друзья, близкие. Но главное — я чувствовал, что Беларусь подходит к моменту больших перемен. Жить в эмиграции и наблюдать со стороны за происходящим в стране для меня было невыносимо. За границей у тебя есть безопасность, относительный комфорт, но вместе с этим есть и постоянное ощущение: ты в стороне. Ты читаешь новости, переживаешь, но чтобы реально изменить ситуацию в стране, нужно в ней жить.
Тогда в Беларуси все было иначе: кипела жизнь, чувствовалась энергия, силы для перемен. Уже тогда было видно, что протесты в ближайшие годы будут намного более массовыми, чем были раньше. Были акции против «налога на тунеядство», были выступления во время парламентской кампании. Власти пытались защищаться, но все видели их слабость, общество все больше проявляло решимость. Было ясно: наступит время, когда сотни тысяч людей выйдут на улицы.
Мы в нашей команде понимали: если хотим перемен, надо быть в Беларуси. Надо готовить людей, говорить с ними, объяснять, поддерживать, вместе работать над стратегией победы. Именно это подтолкнуло к возвращению.
В 2016 году я вернулся домой. Я понимал, что это риск, что тюрьма более чем вероятна. Но я решил: лучше встретить эти события внутри страны, чем потом жалеть, что пропустил их, оставаясь за границей.
Но я решил: лучше встретить эти события внутри страны, чем потом жалеть, что пропустил их, оставаясь за границей.
Даже пройдя через годы заключения, я не жалею об этом шаге. Знаю, сделал правильно.
«Мы понимали, что приговор уже написан заранее»
— В сентябре 2020 года вас задержали. Как это произошло?
— 25 сентября ко мне стали ломиться в дверь, предварительно заблокировав всю связь. Стало понятно, что будут брать, мы с моими коллегами были к этому готовы, хорошо, что удалось максимально оттянуть этот момент. Пока выламывали дверь, это заняло минуты три-четыре, я спокойно допил чашку кофе, просмотрев еще раз содержание телефона и компьютера. Потом вооруженные силовики ворвались в квартиру, приставили пистолет к голове, повалили на пол, начался обыск. Задерживали нас одновременно в разных местах Минска: меня, Андрея Войнича, Павла Юхневича.
Везли головой в пол, я не видел, куда именно. Потом уже понял, что это скорее всего Следственный комитет. Там сразу показали статью в Уголовном кодексе. Было ясно: начинается другая жизнь.
— Суд был закрытым. Как вы пережили тот процесс?
— Суд начался в мае 2021 года в Могилеве. Все происходило за закрытыми дверями: родственников и журналистов не допустили, сослались на формулировку «дело содержит материалы, которые являются государственной тайной». На самом деле никаких секретных сведений во время процесса не было, просто власти не хотели, чтобы белорусы и мир увидели этот фарс.
На скамье подсудимых вместе со мной оказались люди, которых я хорошо знал и уважал: Ирина Счастная, Павел Северинец, Максим Винярский, Дмитрий Козлов, Павел Юхневич, Андрей Войнич.
Мы понимали, что приговор уже написан заранее, поэтому просто использовали шанс провести время вместе, поговорить.
25 мая судья Ирина Ланчева огласила решение: мне, Северинцу и Войничу — по 7 лет, остальным от 4 до 5. Эти цифры для нас особого значения не имели, мы понимали, что в реальности они могут стать и большими, и меньшими, все зависит от того, как будут развиваться события в Беларуси, от давления на режим Лукашенко, от солидарности. То, что я и почти все мои друзья, которые тогда были в клетке суда, сейчас на свободе, показывает, что мы были в этом правы.
«Администрация всеми силами пыталась убедить, что о политзаключенных все забыли»
— Что для вас было самым трудным в заключении?
— Первые месяцы я провел в колонии в Новополоцке. Четыре месяца — и уже в январе 2022 года меня перевели в штрафной изолятор, потом в ПКТ, стало ясно: мне ужесточат режим и отправят в «крытку» — то есть в Могилевскую тюрьму № 4.
Эта тюрьма — совсем другие условия. В колонии ты можешь хотя бы ходить по территории, видеть небо, деревья, общаться с другими политзаключенными, с родственниками. Есть возможность получать продуктовые передачи, чаще звонить.
В «крытке» этого нет. Маленькая камера, влага, тусклый свет, отсутствие свежего воздуха, постоянные проверки. Максимум — бандероль два килограмма раз в год. Покупки — на одну базовую величину в месяц. Посылки не разрешены. Тебя изолируют от всего.
Там ты общаешься только с сокамерниками. Часто это были люди с поломанной психикой: кто-то провел 15‑20 лет в тюрьме, кто-то сидит за жестокое убийство. Жить рядом с такими людьми — отдельное испытание. Администрация использовала это целенаправленно как инструмент давления.
Фактически большую часть срока — три года — я провел именно в «крытке».
— Как вы держались в таких условиях?
— Давление было постоянно. Администрация находит слабые места у каждого: у кого-то здоровье, у кого-то семья, у кого-то увеличение срока, физическая расправа. Используют все. Меня лишали свиданий, передач, книг, учебников, забирали записи, бросали в ШИЗО.
Спасала поддержка — она чувствовалась всегда, несмотря на усилия администрации, которая всеми силами стремилась убедить политических заключенных, что о них все забыли, они никому не нужны. Я всегда знал, что это не так.
Большое спасибо всем, кто помогал. Друзьям, единомышленникам, правозащитникам, странам свободного мира. Тем, кто поддерживал семьи заключенных, кто писал письма, — с весны 2022 года они не доходили, но я знал, что они были, что их было много. Это было очень важно и нужно. Нужно продолжать писать письма политзаключенным и дальше.
Отдельно хочу поблагодарить независимые СМИ. Ваши тексты читают и те, кто нас охраняет, и те, кто оказывает давление на политзаключенных, кто решает, или лишить свидания, или посадить в ШИЗО. Когда о заключенном пишут, его труднее убить или искалечить.
— О чем вы думали в заключении?
— Конечно, прежде всего о близких людях. Я знал, что им было очень тяжело, намного труднее, чем мне. Мой отец, родители моей жены не дождались этого дня, и я до сих пор не могу смириться с мыслью, что их больше нет.
Часто вспоминал 2020 год. Мы еще в 2019‑м знали: после сфальсифицированных выборов на улицы выйдут сотни тысяч людей. Мы жили и работали для этого. Многие тогда считали, что такое невозможно. Мы же знали, что так будет, и говорили об этом, слова из интервью начала 2020 года о том, что на улицах будет миллион беларусов, попали даже в материалы уголовного дела. Самое главное — мы видели все это своими глазами.
Эти воспоминания, понимание того, что беларусы стали другими, стали народом, который научился бороться, защищать себя, стали источником сил, которые позволили пройти через все испытания.
— Вы были в неволе, когда началась война в Украине. Как вы узнали об этом?
— Это был февраль 2022 года. Я тогда уже был в штрафном изоляторе и готовился к этапу в «крытую» тюрьму. О том, что дело идет к войне, было понятно еще осенью, в январе, когда российские власти повторяли: «Нет, никакой войны не будет, это просто учения». Но всем было ясно, что все идет именно к войне.
Еще в 2015 году на встречах с украинскими политиками белорусская оппозиция напрямую предупреждала: война будет, и Беларусь в ней тоже окажется замешана. Украинцам тогда говорили: не стоит надеяться на договоренности с Лукашенко, так как вторжение с территории Беларуси все равно произойдет.
Нам отвечали: «Мы поддерживаем отношения с Лукашенко, чтобы избежать войны, чтобы не было вторжения из Беларуси». А мы говорили: «Вторжение все равно будет. Он не тот человек, которому можно верить». К сожалению, мы снова были правы.
«Свобода — это когда прекращаются репрессии»
— Расскажите о дне, когда вас освободили.
— «Освобождение» в кавычках. 11 сентября 2025 года меня забрали из прогулочного дворика в 10:15 утра. Сказали собрать вещи, забрали записи, очень торопили. Потом повезли в Минск, в следственный изолятор КГБ, известный как «американка».
Там в одной камере нас оказалось 13 человек. Позже мы поняли, на каком основании нас объединили в отдельную группу: именно нас планировали выбросить из страны без паспортов. Ночь мы провели там, а на следующий день нас вывезли к литовской границе.
Нам не дали никаких документов, что мы свободны. Юридически мы остаемся осужденными. Поэтому я говорю: это не освобождение, а насильственное выдворение. Нас хотят лишить нашей родины. Для многих это более тяжелое наказание, чем тюрьма.
— Как вы относитесь к такой торговле: политзаключенные в обмен на уступки режиму?
— Это циничная игра. Выпускают несколько десятков человек, а сажают еще больше. Мы остаемся объектами торговли. Лукашенко использует политзаключенных как заложников, чтобы выторговывать послабления в наиболее болезненных для него вопросах.
Говорить о «свабоде» в таких случаях неправильно. Свобода — это когда прекращаются репрессии. Если не появляется новых политзаключенных. Если тебя не выкидывают из твоей страны. От Лукашенко нужно требовать полного прекращения политических репрессий. Только тогда можно говорить, что эта проблема решена.
— Николай Статкевич отказался ехать за границу. Как вы оцениваете его поступок?
— Это мужественный поступок. Он сломал игру Александра Лукашенко и тех, кто хотел использовать торговлю для снятия санкций, заставил считаться с собой. Так ведут себя настоящие лидеры — люди, которые чувствуют и понимают свою ответственность за страну. Горжусь тем, что могу назвать Николая Викторовича своим соратником и другом.
Лукашенко очень мстительный человек, он очень болезненно переживает свои провалы. Надо понимать, что жизнь Николая Статкевича сейчас под угрозой. Наша задача — добиться его скорейшего освобождения.
— Что для вас значит 2020 год?
— Это вершина нашей борьбы, уверен, что не последняя. Август-сентябрь 2020 года — одни из самых счастливых моментов моей жизни. Я видел свободную Беларусь, видел, какой она может быть в будущем. Я видел миллионы людей на улицах, видел мощнейшую энергию, исходящую от них, самоорганизованность, креатив, взаимопомощь. Это было невероятно.
Такие воспоминания невозможно стереть. Это дает заряд оптимизма и веры. Я могу сказать: пять лет тюрьмы того стоили. Потому что я видел Беларусь свободной.
Главное — помнить: перемены реальны
— Сегодня вы в Вильнюсе. Каковы ваши планы?
— Сейчас я жду вид на жительство. Самое важное для меня — это общение с семьей, с друзьями. Этого больше всего не хватало в тюрьме. Хочу наверстать упущенные годы, читать, узнать, что изменилось в мире. Моя цель та же, что и раньше: свободная Беларусь.
— Что вы хотели бы сказать беларусам сегодня?
— Помните, что было в 2020 году, верьте в себя, в наш народ. В 2019 году, накануне выборов, кто-то говорил: «Протестов не будет, всем все равно, ничего не изменится». Кто-то говорит так и сейчас. Но мы все видели 2020 год, почувствовали наконец вкус свободы. Процессы, начавшиеся тогда, необратимы.
Беларусь — часть Европы. У нас есть союзники, у нас есть герои — все, кто выходил в 2020-м, все, кто сейчас в тюрьмах, все, кто защищает Беларусь, всю Европу в Украине, все, кто нам помогает. Нас много, мы стали сильнее и умнее.
Главное — помнить: перемены реальны. То, что кому-то кажется невозможным сегодня, становится реальностью завтра. Как скоро наступит наше завтра — зависит только от нас.
Комментарии