«В семье остались одни женщины». Как экс-участковый из Бобруйска и его сын стали политзаключенными
«У нас остались одни женщины в семье. Соберемся вместе на праздник — можем поплакать, но потом берем себя в руки: нельзя падать духом», — вздыхает Елена Букас. 10 августа 2020 года бобруйчанка вернулась домой без мужа и сына и больше их на свободе не видела. В конце ноября мужчин осудили по статье 364 УК (насилие либо угроза применения насилия в отношении сотрудника органов внутренних дел): мужа Игоря — на четыре года колонии строгого режима, сына Олега — на два года колонии общего.
«НН» расспросила женщину, как ей живется в абсолютно новой для нее реальности.
«Невозможно оставаться равнодушной, когда твоих избивают»
Елена и Игорь Букасы познакомились в Бобруйске. Елена вспоминает, что будущий муж прямо подошел к ней на улице, а через неделю уже сделал предложение.
«Так же впоследствии повел себя с невесткой и наш сын: позвал замуж после двух недель знакомства. Она пыталась говорить, что плохо его знает, но у него был сильный аргумент: пример мамы с папой, которые и по сей день живут вместе в любви», — рассказывает Елена.
После военного училища Игорь окончил школу милиции, служил в Бобруйске опером, а потом — участковым. Правда, отмечает Елена, сразу было видно, что у Игоря слишком доброе сердце для такой работы.
«Он иногда приходит домой и просит: «Собери поесть». Я спрашиваю: «Кому?» И выясняется, что, мол, там одного хорошего мужика задержали, надо его покормить. Сколько муж ни работал там, так сумки ему и собирала».
После увольнения Игоря из органов семья начала заниматься грузоперевозками. Ровно до того несчастного для семьи дня — 10 августа 2020 года.
Что произошло?
По версии Букасов, вечером 10 августа они решили заехать в местную «Корону» за продуктами. Припарковали машину неподалеку от площади Ленина и направились в магазин. По пути увидели конфликт: ГАИ остановила водителя, который посигналил в знак солидарности протестующим. Люди начали его защищать, просили не наказывать, несмотря на выявленное отсутствие техосмотра. Не остались в стороне от конфликта и Букасы.
На суде Игорь рассказал, что в какой-то момент от сотрудников милиции — это были подоспевшие представители Департамента охраны МВД — он услышал: «Задерживаем». Игорь начал защищаться и дал одному из них подзатыльник. Защищать отца в свою очередь бросился сын Олег — ударил одного из силовиков по шлему. В результате обоих задержали. Игорь при этом был весь в крови — ему сломали нос, надорвали ухо.
«У меня до сих пор лежит та их окровавленная одежда — отдали в Следственном комитете после экспертизы (думали, что там кровь сотрудников органов), специально ничего не стираю. Нас пытались убедить, что муж и сын были пьяными, но медэкпертиза показала ноль промилле. Как я сама тогда не бросилась спасать мужа и сына? Только благодаря младшей дочке. Я уже хватанула кого-то в балаклаве за форму, ведь невозможно оставаться равнодушной, когда твоих избивают. Но дочь велела: «Стой тихо и ровно». Я только кричала, звала на помощь».
Потерпевший майор Владимир Меньшов, которому достался подзатыльник от Игоря, не имел претензий к Букасам и предлагал на суде не лишать их свободы, но смягчить приговор, запрошенный прокурором, это не помогло.
«Мне впоследствии многие, включая пожилую мать, говорили: ну, прошли бы вы мимо. Вам что, больше всех был нужен тот остановленный водитель? Но мы не так воспитаны. И если бы с нами случилась беда и никто не пришел на помощь, то что бы было? Неправильно это», — комментирует Елена.
«Месяц нет от мужа и сына никаких весточек»
Последний раз Елена видела сына с мужем в феврале — на обжаловании приговора, которое ничего не дало. Говорит, что почти весь час свидания с каждым из них проплакали. После этого слезы стали постоянным спутником жизни женщины.
«Ни одного мужчины в семье не осталось: старшая дочь к тому же развелась недавно… Это все сказывается, конечно. Приходишь с работы — и одиноко на душе, не к кому прильнуть. Рыдаешь, не спишь, идешь за афобазолом. Невестку вообще отправляла к психологу: у них с Олегом только-только родилась дочь, у девочки — порок сердца. Сложно. Но немного поплачем — и берем себя в руки. Нам тут все равно легче, чем им. И надо быть сильными. Мне кажется, я и раньше была сильной. А эта ситуация еще больше меня закалила».
Больше всего Елена переживает, что вот уже как месяц от родных мужчин нет никаких писем — после того как их перевели из бобруйского СИЗО в места отбывания срока: Олега — в городской поселок Витьба, а Игоря — в колонию в Волковыске.
«Последнее письмо от Игоря пришло три месяца назад. Он только успел сообщить, что на новом месте сбивает деревянные поддоны — такая работа. И что в один день у него поднялось давление: 200 на 120 было. Он прилег там на скамейку, и за это получил пять суток ШИЗО. После этого — ни весточки.
Из Бобруйска же письма от них доходили каждую неделю. И я знала, что их там поставили на профилактический учет как склонных к экстремизму, в душ водили в наручниках. Что в камерах было сыро и холодно…. А теперь бандероль для мужа и та вернулась — написала на адрес начальника колонии, чтобы разобрались. Сыну отправили заказные письма-поздравления на день рождения: 30 апреля он отмечал в колонии свое 25-летие. Не знаю тоже, дойдет ли. Если так дело пойдет, нужно ехать туда самой. Ведь по телефону невестку заверили: всё с вашим хорошо».
«Люди думают: если они с нами общаются, то обязательно и за ними придут»
В связи с новыми обстоятельствами, Елене пришлось искать себе новую работу: грузоперевозками одна она не могла заниматься физически. Говорит, что в Бобруйске это было сделать сложно: многие отказывали ей, зная, что родственники женщины осуждены.
«По образованию я контролер-кассир, но в итоге смогла устроиться только помощницей повара в школе: за 300 рублей туда никто не хотел идти, а у меня выбора не было. Мы и друзей потеряли многих после приговора — со мной многие не здороваются. Друг детства Олегу ни одной открытки не выслал… Людям страшно за себя. Якобы, если они с нами общаются, то обязательно и за ними придут, постучат в дверь».
Сама Елена говорит, что давно потеряла страх:
«В какой-то вечер, после того как мужа и сына задержали, под окнами остановился бус с затемненными окнами. Мне начали звонить в домофон. Видно было, что это какие-то мужчины. Я сказала, что Елены Феликсовны, меня, нет дома, выключила свет и легла спать, а утром спокойно пошла на работу. Ну, заберут меня — и что? Не расстреляют же. Я на такое насмотрелась 10 августа: как если бы война с мирными гражданами в нашем городе началась. Волосы тогда на голове шевелились и слезы на глаза наворачивались. После того дня у нас в семье никто не хочет в органах служить: та же старшая дочь училась на правоведении, но теперь не намерена связываться с этой темой».
Елена рассказывает, что в 2020 году их семья полным составом впервые с 1994 года отправилась на выборы. Даже ее 85-летняя мать принципиально взяла в руки тросточку и пошла на участок складывать свой бюллетень гармошкой.
«Раньше как-то мне не было за кого голосовать. Да и в принципе политикой я не интересовалась: не знала, что и раньше у нас существовали политзаключенные. А тут сын настроил заинтересоваться: научил пользоваться интернетом, подключил телеграм, на ютубе мы смотрели «Страну для жизни». Теперь я в обед на работе сразу лезу мониторить новости, пока коллеги едят. Мне мои девки говорят: «Ты уже с ума сходишь». А я не понимаю, как можно получать 300 рублей и просто так возвращаться домой, не интересоваться происходящим вокруг, в твоей стране. Я отвечаю: «Вы проживете на эти 300 рублей, а дети как ваши будут жить?» На это слышу: «Пусть они сами потом разбираются». Такое равнодушие странно видеть, после того как летом в Бобруйске на улицу выходили тысячи людей. Я гордилась земляками. А теперь всё снова попрятались по квартирам. Не надо было людям в августе уходить с улиц, пока их не услышат, мне кажется. Теперь многих запугали…»
В письмах к сыну и мужу Елена не позволяет себе плакаться: уверяет Олега и Игоря, что перемены придут и они вскоре будут на свободе.
«Я решила давать им веру и надежду. Говорю, мол, потерпите чуточку, здесь никто не сидит со сложенными руками. Я и сама настраиваю себя верить: сначала верила в весну, теперь в лето. Мечтаю, что скоро всех несправедливо осужденных выпустят на свободу. Не только моих. Закуплюсь в тот день шампанским и выйду на улицу праздновать День Победы, как и все белорусы».
Адреса для писем заключенным:
Олегу Букасу: ИК № 3, 211322, Витебская область, г. п. Витьба
Игорю Букасу: ИК № 11, 231900, г. Волковыск, ул. Рокоссовского, 118
Сейчас читают
«Как Вольский приходил с обыском к Коласу, а Крапива и Глебка доносили на коллег». Опубликованы ужасные воспоминания Григория Берёзкина о репрессиях 1920—1940-х2020
«Как Вольский приходил с обыском к Коласу, а Крапива и Глебка доносили на коллег». Опубликованы ужасные воспоминания Григория Берёзкина о репрессиях 1920—1940-х20
«Я против. Языки, которые оставили после себя колонизаторы в Африке, стали путём к цивилизации». Алексиевич ответила, как относится к отказу от русского языка в Украине8585
Комментарии