Один из лучших знатоков истории ВКЛ своего времени, Игнат Жегота Онацевич, и композитор Антон Абрамович, создавший первые белорусские национальные музыкальные произведения, — оба жили в первой половине XIX века и сегодня смотрят со страниц своих биографий абсолютно идентичными портретами. Ф. Раубич разобрался, кому из них на самом деле принадлежит портретное изображение и как один номер литературного альманаха смог все запутать.
В своем фейсбуке историк Алесь Белый опубликовал пост об очередном искажении белорусской истории, которое, как он видит, делают современные авторы — прежде всего Олег Латышонок и Игорь Марзалюк — когда всех образованных униатов-выходцев из Подляшья первой половины XIX в. представляют как «соратников Игната Бобровского», то есть — в интерпретации Белого, с которой многие не согласны — как людей пророссийских, «западнорусов», лояльных к Николаю I и идее возвращения к «русским корням».
На этот раз речь зашла об Игнате Жеготе Онацевиче (1780-1845), историке первой половины XIX в. и профессоре Виленского университета, который исследовал историю ВКЛ и с симпатией относился к старобелорусскому языку и русинам.
Названные историки причисляют Онацевича к «соратникам Бобровского». При этом Онацевич не поддерживал имперский проект и не был носителем западнорусской идеологии. В своем письме к Адаму Мицкевичу в 1842 году Онацевич открыто называл Российскую империю страной, где главными принципами являются варварство и грабеж, власть держится на манипуляции, лжи и рекрутах, а Николая І — деспотом, который гнушается света и моральной чистоты, так как они подрывают автократию.
Однако обсуждение неожиданно пошло в другом направлении: в комментариях обратили внимание на то, что приложенный к посту портрет Онацевича — это на самом деле портрет белорусского композитора Антона Абрамовича (1811? — после 1854). Он создал, пожалуй, первые национальные музыкальные произведения, в основу которых положил мелодии белорусских народных песен и танцев, и не стеснялся употреблять слово «белорусский» в их названиях.
Действительно, один и тот же портрет, но подписанный по-разному, иллюстрирует статьи в Википедии об историке и композиторе, а его источником называется одно и то же издание.
Согласно объяснению к портрету Абрамовича, он был опубликован вместе с нотами его фортепианной пьесы «Белорусская свадьба» (Wesele białoruskie) в третьем выпуске литературно-художественного альманаха «Rocznik Literacki», изданном в 1846 году в Петербурге.
Это было польскоязычное по форме издание, но белорусоцентричное по содержанию — другого в то время еще появиться на свет и не могло.
В комментариях высказывалось мнение, что рукописный автограф Żegota O'Nacewicz (так на ирландский манер иногда записывали фамилию историка) под портретом — это просто дарственная подпись, которая ввела кого-то в заблуждение.
Казалось бы, перед нами очередной пример визуальной фальсификации, когда изображение одного лица присваивается другому, чтобы оно имело хоть какой-то облик при отсутствии других визуальных источников. Как то было с единственным известным портретом Василия Тяпинского, который, как теперь выяснилось, на самом деле незначительно переработанное изображение французского архитектора.
Однако, если углубиться в тему, можно понять, что в этой истории не все так просто, а разгадка вопроса упирается в технические ограничения.
Недостижимый «Литературный ежегодник»
Несмотря на историческую и культурную значимость альманаха «Rocznik Literacki» для Беларуси, единственный доступный онлайн-экземпляр третьего выпуска находится на сайте цифровой библиотеки Лодзинского университета. И в нем нет ни одного изображения, которое нас интересует.
Содержание альманаха, опубликованное на первых страницах, объясняет причину путаницы: в этом выпуске содержится не только пьеса «Белорусская свадьба» Антона Абрамовича, но и статья Онацевича «Взгляд на первоначальную историю Литвы».
Из содержания также следует, что в альманахе помещены портреты и Абрамовича, и Онацевича, причем оба сделаны одним и тем же художником — Каролем Жуковским в Петербурге, что только запутывает еще сильнее.
Подзабытые благожелатели белорусскости
В предисловии к номеру издатель Ромуальд Подбереский (1812—1856) пишет, что помещенная статья Жеготы О'Нацевича осталась неоконченной по причине смерти автора, и публикует факсимиле его последнего письма к издателю. Можно сказать, что номер был посвящен памяти знатока истории Великого Княжества Литовского, поэтому не удивительно, что его статья стоит первой. А после нее, на 31‑й странице, должен был идти портрет историка, выполненный Жуковским. Как объясняется в предисловии, это копия масляной картины, которая находилась у пана Михала Грабовского в Александровке (теперь Украина — НН).
По мнению историка Николая Хаустовича, именно Михал Грабовский (1804—1863), один из самых влиятельных публицистов того времени в крае, направил Подбереского на «белорусский путь». Ему это нужно было, видимо, для развития польскости и польской литературы. Однако его призывы использовать местный фольклор поспособствовали появлению ряда литераторов, которых мы сегодня считаем начинателями белорусской литературы.
Грабовский же теплыми словами приветствовал и творчество композитора Антона Абрамовича:
«…мы благодарны пану Антону Абрамовичу за списывание нескольких мелодий белорусских народных песен. Оставляем компетентным судьям сказать, имеет ли белорусская музыка отличительный характер в ряду других славянских? (…) Мы считаем за величайшую заслугу списывание таких песен. Это, по моему мнению, необходимый материал для овладения когда-нибудь действительно национальной тонической поэзией; а такой близкий пример пользы, добытый этой дорогой российскими композиторами гг. Верстовским и Глинкой, должен переубедить п. Абрамовича, какое он доброе дело начал».
Неудивительно, что в своем альманахе уже и сам Подбереский искренне советует композитору направить свои усилия на белорусские народные песни, потому что это его путь, на котором он найдет себя и свое место в музыке.
Чехарда иллюстраций
Видно, портреты деятелей культуры в альманахе были на ненумерованных вставках, потому что на 31‑й странице, где должен был быть портрет историка Онацевича, начинается уже другая статья. То же самое касается и 112‑й страницы, где должен был быть портрет Абрамовича — с нее начинается статья о композиторе, за которой следует его музыкальная пьеса (все страницы до следующей статьи идут вне нумерации).
На сайте цифровой библиотеки Лодзинского университета есть еще один файл, в котором отдельно помещена пьеса «Белорусская свадьба» Абрамовича, за которой идет странная последовательность: письмо с портретом Онацевича/Абрамовича — пустой лист — лист с рисунком Соплицы — пустой лист — лист с рисунком могилы королевы Риксы.
Казалось бы, вот разгадка — это портрет Абрамовича, потому что он идет после нот.
Однако по содержанию пьеса и портрет белорусского композитора находятся на странице 112. Рисунки Соплицы и могилы королевы Риксы не имеют номеров, но первый в содержании идет после портрета Онацевича на странице 31, а второй — после портрета Абрамовича на странице 112. Далее согласно содержанию идет портрет Юзефа Корженевского, хотя в документе он на странице 153; а факсимиле письма Онацевича представлено последним пунктом, хотя фактически помещено на восьмом листе.
Логично было бы предположить, что рисунки Соплицы и могилы королевы Риксы напечатаны на оборотах листов с портретами. В таком случае последовательность должна была бы выглядеть так: факсимиле письма — портрет Онацевича — рисунок Соплицы — портрет Абрамовича — рисунок могилы королевы Риксы — портрет Корженевского.
Но в документе, выставленном на сайте библиотеки (который, видимо, является компиляцией всех нетекстовых страниц, сохранившихся в конкретном экземпляре и которые изложены в наилучшем качестве), либо отсутствует портрет Абрамовича, либо он перепутан местами с портретом Онацевича. Полный хаос.
Впрочем, путаница с письмами действительно могла возникнуть: музыкальная поэма Абрамовича, которая стала эпицентром третьего выпуска, по неизвестной причине была включена Подбереским вместе со статьей о композиторе буквально в последний момент — весь этот блок вклеивался уже после 112‑й страницы. Хаустович полагает, что издатель мог таким образом обходить цензуру или же существовали какие-то чисто технические причины.
Косвенные доказательства
Нужно также учитывать, что Онацевич умер в возрасте 64 лет, а Абрамовичу на момент выхода третьего выпуска альманаха было около 35. На портрете же видим мужчину с одутловатым лицом, мешками под глазами и вторым подбородком — маловероятно, чтобы молодой композитор выглядел так, если только не имел серьезных проблем со здоровьем.
С другой стороны, существует другое известное изображение Онацевича — небольшая зарисовка Станислава Моравского, где в профиль показаны сам Онацевич, ректор Виленского университета Вацлав Пеликан, попечитель университета Николай Новосильцев и царский прокурор Героним Ботвинка. На этом рисунке Онацевич имеет совсем другое лицо — с более грубыми чертами и характерным носом-картофелиной.
В «Белорусской Энциклопедии» и «Энциклопедии культуры Беларуси» статьи о композиторе Абрамовиче иллюстрируются небольшим профильным портретом молодого человека, чьи черты лица также существенно отличаются от того портрета, что был опубликован в альманахе.
Онацевич был близким другом историка Теодора Нарбута. Нарбут очень дорожил его десятью письмами, написанными в 1836—1843 годах: он не только сложил их в отдельную папку, но и сшил рудоватыми хлопчатобумажными нитками.
В эту же папку, как знак уважения к автору, был вложен и тот самый портрет, нарисованный Жуковским и литографированный Радыгом, который известен по альманаху. Нарбут получил его в 1843 г. от виленского врача Аницентия Ренье (1804—1877).
«О смерти Онацевича совсем не слышно. Без сомнения, это ложь, потому что недавно я виделся с теми, кто был в Петербурге, и его видели совсем здоровым. Прилагаю 3 портрета Онацевича, мне дали 8 экземпляров на продажу, одна штука стоит 2 злотых, может, удастся продать, потому что работа очень хорошая и сходство [портретируемого] большое», — писал Нарбут.
Очевидно, если Нарбут был другом Онацевича и говорил о большом портретном сходстве, он точно знал, как тот выглядел.
Еще одним доказательством в пользу того, что портрет все же принадлежит Онацевичу, является собственно подпись. Жуковский создал не один такой портрет, ему же принадлежит и известное изображение писателя Яна Барщевского, выполненное в том же стиле, что и портрет в альманахе. Он также имеет рукописную подпись — Jan Barszczewski. Портрет Барщевского работы Жуковского был опубликован во втором выпуске «Rocznika Literackiego» в 1844 г. перед его произведением «Воспоминания о посещении родного края».
Аналогично на фронтисписе четвертого и последнего выпуска альманаха, изданного в 1849 году уже в Вильнюсе, помещен портрет Станислава Монюшко работы Рипинского также с рукописной подписью — Stanisław Moniuszko.
Так что мнение, будто на портрете стоит дарственная надпись Онацевича, можно отбросить как ошибочное — это подпись, обозначающая нарисованное лицо. Можно уверенно утверждать, что это протрет историка Игната Онацевича, а не Абрамовича.
Настоящий портрет композитора
Наконец, когда эта статья уже была завершена, я из любопытства обратился к еще одному источнику, который мог помочь поставить все точки над «і», хотя вероятность была мала.
В Государственном музейном каталоге России хранится несколько портретов Онацевича, идентичных тому, что был напечатан в альманахе.
Но самое чудесное — в фондах Государственного исторического музея в Москве нашелся и портрет белорусского композитора Антона Абрамовича работы Жуковского с рукописной подписью самого портретируемого!
Видно, именно это изображение и должно было попасть (или все же попало) в третий выпуск «Rocznika Literackiego», а ее обрезанная версия позже использовалась в энциклопедиях. Она отчетливо контрастирует с уставшим и статичным портретом Онацевича: перед нами оживленный молодой человек, повернутый в профиль, как будто застигнутый за фортепиано, играющий на невидимых клавишах.
До конца непонятно, как и где изображение Онацевича подменило оригинальный портрет Абрамовича, но из всего этого расследования хорошо видно: доступ к полному первоисточнику сильно ограничен, а сам выпуск собран путано.
Портрет Абрамовича был известен белорусской науке, но, возможно, именно в этой статье впервые с 1846 года он публикуется в белорусском издании в полном формате — и с точным пониманием того, кто на нем изображен.
***
Наша работа невозможна без вашей поддержки. Если вы прочитали эту статью и вам интересно то, что мы раскапываем, поддержите нас через Патреон, через Пэйпол, или передав донат Редакции любым другим удобным для вас способом, через тех редакторов и журналистов «Нашай Нівы», которых вы знаете лично.
А еще — подсказывайте нам, на что обратить внимание, и передавайте информацию изнутри Беларуси через секретный чат в телеграме @nn_editor или на мэйл [email protected]. Или в Сигнал или иным способом тем из редакторов и журналистов «НН», которых знаете лично.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬЕдинственный известный портрет Василия Тяпинского оказался изображением французского архитектора
В Минске был свой шедевр Альбрехта Дюрера. Где он теперь?
В Национальном художественном музее выставка к 120‑летию Андрея Бембеля, основателя белорусской школы скульптуры
В Святском дворце обнаружили галерею портретов римских императоров. Они были скрыты от глаз более века
В Литву из Ватикана привезли уникальные кодексы с «Погоней» и историческими миниатюрами, созданные белорусскими графинями для Папы
Комментарии